Кто понесет наказание за побег заключенных из одесской колонии, влияют ли криминальные авторитеты на руководство пенитенциарных учреждений, действительно ли воровской общак Лукьяновского СИЗО составляет полмиллиона долларов и почему заключенным нельзя пользоваться цветными карандашами. Об этом в авторской программе главного редактора интернет-издания «ГОРДОН» Алеси Бацман на телеканале «112 Украина» рассказал заместитель министра юстиции Украины, отвечающий за пенитенциарную систему, Денис Чернышов.
Издание «ГОРДОН» эксклюзивно публикует текстовую версию интервью. Этот материал можно прочитать и на украинском языке | Сегодня 09.00 | комментариев: 3 Чернышов: У нас в обществе пенитенциарная система – это нечто такое, чего мы не хотим ни слышать, ни видеть, ни касаться. И коллеги по Кабмину, к сожалению, не исключение Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com Алеся БАЦМАН Главный редактор Люди, которые вошли в конфликт с законом, очень часто продолжают конфликтовать с ним, отбывая наказание – Денис Викторович, добрый вечер. – Приветствую вас. – У нас сегодня все темы как на подбор: сложные и важные. Позавчера из одесского СИЗО, проломив стену, сбежали трое заключенных, среди которых один педофил. Где они сегодня? – Двое из них уже задержаны… Это, безусловно, говорит о том (я повторяю это каждый раз), что нам нужно финансировать пенитенциарную систему, необходимо обновлять наши основные фонды, в том числе и периметры. Согласитесь, нормальный забор проломить довольно сложно. В Одессе у нас «куст» из четырех учреждений (в том числе одесского СИЗО), которые требуют постоянного обновления. Эта ситуация показывает еще раз, что нам необходимо обращать внимание на пенитенциарную систему… – Где третий заключенный? – Третий в розыске. Я уверен, что мы его в течение пары суток найдем. Но то, что мы в течение дня при помощи Национальной полиции задержали двоих, – это отличный результат. И я хотел бы поблагодарить наших коллег, которые нам помогали. Безусловно, задача до конца не выполнена, пока мы не найдем третьего [беглеца] (третьего сбежавшего заключенного полиция задержала 20 июля. – «ГОРДОН»). – Кто-то понесет наказание за эту ситуацию? Например, руководство СИЗО? – Они сбежали не из СИЗО – из колонии. Понесут ответственность дежурные, которые были на посту, безусловно. Но хочу вам сказать, что опыт, который мы перенимаем у зарубежных коллег, говорит, что не всегда несут наказание руководители и персонал учреждения… Делаются выводы, идет работа над ошибками… Забор проломали, но не они же на заборе стояли, в конце концов… – Но, скорее всего, они знали об этом слабом месте… – Безусловно, понесут наказание те, кто был на дежурстве. Но тем не менее будет работа над ошибками, чтобы они не повторялись в будущем. – Год назад в одесском СИЗО произошла еще одна страшная история: 39-летний заключенный зарезал сотрудницу изолятора, расчленил тело и выбросил в мусорный бак. После этого сотрудники вытащили в коридор всех заключенных и избивали их, что было зафиксировано камерами видеонаблюдения. Вы отрицали, что избиение было, пока это видео не было опубликовано Генпрокуратурой. Позже в интервью изданию «ГОРДОН» вы говорили, что вам так доложили, не указав, что избиение было. Прошел год – люди, которые фактически ввели вас в заблуждение, понесли какое-то наказание и работают ли они на своих должностях? – Те люди, которые сделали официальный доклад (это не просто какая-то записочка на бумажечке, это официальное сообщение, которое содержит всю информацию о событиях, произошедших за последние сутки)… Более 10 человек понесли наказание в той или иной степени, восемь человек уволены, некоторые из них пребывают под следствием… – Мы можем назвать фамилии и должности? – Во-первых, был уволен руководитель СИЗО. Те люди, которые непосредственно отвечали за режим, те люди, которые отвечали за режимные мероприятия по региональному управлению… То есть была проведена работа, в том числе следствие, по поводу самого убийства, которое привело к тем событиям. Следствие еще не закончено, суд не состоялся, все выводы следователями не сделаны… Хочу вам сказать, что история очень страшная. Я не могу озвучивать, какие мероприятия проводятся, до каких выводов уже докопались следователи, но подоплека этого преступления действительно очень страшная. – Какая подоплека? – Еще раз повторюсь: идет следствие, я не могу озвучивать… – Не можете… – Да. – Те сотрудники, которые непосредственно готовили докладную записку и которые вас как замминистра юстиции обманули, – что с ними? – Уволены. Еще раз повторюсь: восемь сотрудников уволено… – Это именно ваши сотрудники? – Сотрудники пенитенциарной системы, да. – И те, кто вам записку готовил, и те, кто имел отношение к произошедшему в СИЗО? – Да, совершенно верно. Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com – У вас, конечно, непростое направление работы… Я бы хотела, чтобы мы сегодня телезрителям не чиновничьим языком, а простыми, понятными словами объяснили, как устроена пенитенциарная система Украины. Например: есть заключенные, среди них есть так называемые смотрящие (те же преступники, которые вместе с другими заключенными отбывают наказание, или криминальные авторитеты, «воры в законе»), и есть, собственно говоря, администрация колонии или СИЗО. Смотрящие либо подчиняются начальнику колонии, либо (не знаю, можно ли так сегодня сказать) наоборот – начальники СИЗО или колонии подчиняются смотрящим. Объясните, как это работает. – В силу того, что я по образованию и по основной работе, которой посвятил большую часть жизни, не тюремщик, то я для себя писал это все с чистого листа и точно такие же вопросы задавал… Безусловно, все очень непросто. Люди, которые вошли в конфликт с законом, очень часто продолжают конфликтовать с ним, отбывая наказание. Явно или неявно. Что касается авторитетов, о которых вы говорите, смотрящие / не смотрящие: я для себя это понимание упрощал и экстраполировал на обыденную жизнь. На школу, например. Были у нас (не знаю, застали ли вы) старосты, председатель совета отряда… – То есть смотрящий – это такой себе староста? (Улыбается). – Нет. Вспомните: не всегда формальные и неформальные лидеры [в классе] совпадали… Я могу таким образом объяснить нашим телезрителям: да, есть неформальные лидеры. Можно закрывать глаза на то, что они существуют, но это самообман. Лучше использовать практики, которые существуют в мире… Мы сегодня начинаем активно развивать такое понятие, как динамическая безопасность… Это звучит очень по-научному, но в чем на самом деле заключается динамическая безопасность? Это постоянное общение и держание руки на пульсе. Постоянный мониторинг того, что происходит в учреждении… Есть морально слабые руководители пенитенциарных учреждений, и там заключенные «раскачивают режим» – Вы лично общаетесь со смотрящими, чтобы порядок в СИЗО и колониях был? – (Улыбается). Это, конечно, громко сказано. Но если я приезжаю в учреждение, стараюсь общаться, по крайней мере, с несколькими заключенными… Например, я всегда общаюсь с пожизненниками (если колония того режима, где они содержатся). Стараюсь общаться и с такими неформальными лидерами… необязательно они – смотрящие так называемые… В моем понимании, это люди, которые могут донести, в чем есть проблемы, где недоработки… На начало прошлого года, когда я только приступил к работе, у нас было 148 учреждений. Понятно, что руководство неоднородное, все разные. Кто-то морально слабее (вы спрашивали: кто над кем)… – Говорят, что в последнее время есть такая проблема: не начальник колонии или СИЗО руководит учреждением, а смотрящий диктует им свою волю. – Это, скажем так, ложная информация. Особенно, что касается фразы «в последнее время». Но, повторюсь, я не могу сказать, что везде все однородно или что везде нет давления со стороны лиц, отбывающих наказание. Есть морально слабые руководители, и [в их учреждениях] «раскачивают режим». Причем под разными соусами… – Что могут сделать заключенные? Устроить бунт? Как может смотрящий вставлять палки в колеса начальнику? – Ну… Давайте я не буду давать подсказки в эфире (смеется)… – Поверьте, все все знают. Особенно в этом сегменте. – Тем не менее (улыбается). Зачем давать лишнюю почву? Поверьте, есть много возможностей влиять, по крайней мере, на психологическое состояние руководства учреждения. У нас есть одно учреждение, которое по просьбам и ходатайствам заключенных за год проверили более 130 раз. То есть раз в три дня. Можно и с ума сойти… – Это какое-то примерно-показательное учреждение? (Улыбается). – Среднее, не лучшее и не худшее. Но, согласитесь, это довольно сложно морально, когда к тебе приезжают депутаты, представители средств массовой информации. Одно дело, когда есть желание понять проблему, помочь в [ее решении]… – Встречали ли вы криминальных авторитетов, которые бы у вас вызывали уважение характером или принципами? – Да. – Кто? – Я не буду озвучивать… – Давайте без имен. – Понимаете, часто… И, кстати, в этом есть проблема. Мои коллеги из силовых структур говорят: «Денис, ты общаешься с преступниками». – «И что мне, на работу не ходить? Там все – преступники». (Улыбается). Но иногда, чтобы понять проблему, нужно посмотреть на нее и с другой стороны. Иногда, чтобы обсудить какой-то вопрос, нужно сказать: ребята, давайте вместе проблему решать… – Была ли у вас история с человеком, который вас поразил? Без имен. – Вы так спрашиваете, будто я с ними постоянно общаюсь или дружу… – Но вы же на работу ходите (смеется). – Хожу, но у меня работа больше офисная… Чтобы поразило – наверное, нет… – Может, что-то зацепило? – Была одна история, которая произошла задолго до моего прихода в Министерство юстиции. У меня был товарищ (он давно уехал и живет в другой стране), у него тоже был товарищ, которого я знал, мы общались… очень эрудированный человек, глубокий, можно сказать мудрый. У моего товарища был день рождения, и он пригласил нас к себе. Было лето. Мы посидели у стола, а потом товарищ предложил сыграть в водное поло. Мы собрались у бассейна, начали снимать верхнюю одежду. И этот товарищ тоже снял… – Наколки? – (Кивает). Я начал вспоминать все, что говорил, когда с ним общался… Подошел к нему: «Слушай, может, я что-то не то сказал – ты меня уж прости»… Он говорит: «Денис, успокойся. Я же понимаю, что ты человек совершенно из другого мира. Поэтому не напрягайся». Потом я узнал, что начинал он как политический заключенный, а затем «сошел» в криминал. В итоге его «стаж» – 18 лет… Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com – «Вор в законе»? – Нет, он не был «вором в законе». Но тем не менее могу сказать, что он был очень эрудированный и по-житейски мудрый человек. Вот это меня действительно поразило. – Вы с ним сталкивались на нынешней работе? – Нет, не сталкивался. – Помните, в фильме «Джентльмены удачи» герои составляли словарь воровских терминов? – Ну конечно! – Какие новые слова вы выучили за два года, пока курируете пенитенциарную службу? – А я, знаете, не иду по течению. Я, наоборот, пытаюсь вносить свой вокабуляр. Я несколько раз наблюдал очень неприятные картины, когда трудно отличить сотрудника пенитенциарной системы от заключенного – Но если вы пытаетесь разобраться, то вам однозначно нужно это выучить (улыбается). – Выучить, знать и употреблять – это же разные вещи. – Так вот я у вас и спрашиваю: какие слова выучили? – Ой… Мы займем весь эфир… – Давайте за 30 секунд набросаем самого колоритного. – Даже на ум не приходит ничего такого… – Давайте. А то зрители не поверят, что вы каждый день на работу ходите (смеются). – Повторюсь, я пытаюсь привнести свой вокабуляр. Я не то что запрещаю (это было бы некорректно и непедагогично), но в своем окружении уже не слышу такой аббревиатуры как ЗК. Мы их называем клиенты. – «Нехороший человек – редиска» (улыбается). – Даже «редиску» не употребляем! (Смеется). Даже само настроение, даже сами аббревиатуры… Например, как называли (и называют) работников пенитенциарной системы? Вертухаи. Само слово отвратительное… – Может, какие работники – такое и слово? – Знаете, есть разные работники. И у некоторых профессиональная деформация… – Не произошла? – Произошла. Просто колоссальная. В чем тут проблема? Человек, который вошел в конфликт с законом, отсидел и вышел. А работник находится там все время. И если человек слаб, то он скатывается… – Это понятно. – Я несколько раз наблюдал очень неприятные картины, когда трудно отличить [сотрудника пенитенциарной системы от заключенного]… – И почему после этого он не вертухай? – Если человеку каждый день говорить, что он дурак, то он и станет дураком… – А как вы их называете? – Честно, я сам их называю «кашкеты». – Почему? – Ну как… В фуражках (улыбается). По-моему, это более симпатично. И не обидно. – Хорошо. Еще один «экзамен». Вы как человек, который полностью в теме, должны знать, кто из криминальных авторитетов, какие колонии и СИЗО курирует. Назовите несколько фамилий. – (Улыбается). Не скажу. Знаю, но не скажу. – Кто же вам поверит, что знаете?! (Улыбается). – Не надо верить. – Почему не скажете? – Потому что это информация, в том числе оперативная. – Понятно. Сколько их на всю Украину? Основных. – Основных – двое-трое. – Которые влияют… – Которые, скажем так, ассоциируют себя с влиянием на учреждения пенитенциарной системы. – Так двое или трое? – Основных – двое. А считать себя таковыми могут и пятеро. – Они на свободе находятся? – Да. – Не в тюрьме? – Нет. Если суд решит, они будут сидеть. Но сейчас они отбыли свое наказание и находятся на свободе. Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com – В интервью изданию «ГОРДОН» бывший глава пенитенциарной службы и экс-начальник Лукьяновского СИЗО Сергей Старенький сказал: «По моим подсчетам, на сегодняшний день воровской общак Лукьяновского СИЗО составляет около $500 тыс. Общак нужен в первую очередь для коррумпирования и подкупа администрации колоний и СИЗО. Кроме того, деньги идут на финансирование преступных бизнесов – наркотики, алкоголь, проституция. Начальник СИЗО из общака получает $30 тыс. в месяц. Сколько из них он отдает наверх руководству – не знаю». Так сколько же отдается наверх руководству? – Знаете, честно говоря, я брезгливо отношусь к цитатам этого человека… Я – в системе новый. Он в системе проработал всю жизнь… – Поэтому он знает, о чем говорит. – Он, наверное, какие-то правила и установил, да? Если он говорит, что это через него передают… Он на кассовом аппарате сидит? – Он знает от людей, с которыми общается… – Если человек, зная о преступлении, о нем не сообщает, то это преступление… – Он это сказал в интервью. То есть сообщил. – Он же юрист. Он должен подать заявление в компетентные органы. А если не подал, то, во-первых, он сам преступник, а во-вторых, он – пустослов. – Вы в пенитенциарной системе человек новый, но ведь наличие общака для вас не новость? – Не новость. Но мы же понимаем контекст этого сообщения? Что из общака кормятся. – Каковы размеры этих общаков? Реально ли у СИЗО, например Лукьяновского, может быть общак в полмиллиона долларов? – Это как в анекдоте: «Ну вот, мы уже торгуемся». Мне об этом неизвестно. Если бы было известно, в этом отношении уже бы работали органы… – То есть о том, что общак есть, вы знаете, но не знаете размер? – Скажу так: всем известно, что у преступников есть какие-то так называемые общаки (или, как они их еще называют, кассы взаимопомощи). Какие они, где они?.. Я, мягко говоря, подвергаю сомнению эту информацию… – С начальниками колоний, СИЗО из этого общака никто ничем не делится? – Еще раз: если бы я об этом знал, то в отношении этих лиц уже бы шли расследования. В прошлом году у нас более 100 сотрудников были задержаны правоохранительными органами совместно с нашими оперативниками. В этом году эта практика продолжается. То есть мы сами с этим боремся… Зачем криминальные авторитеты посещали Насирова в СИЗО? Кто его знает. Например, бывшие руководители ГСЧС уже восстановились в должностях. Может быть, Роман Михайлович тоже восстановится, можно потом будет к нему приходить… – Заявление человека, который знает, о чем он говорит, который работал в системе, – для вас это не повод разобраться? – Для меня это повод в очередной раз увидеть, что человеку, наверное, нечем заняться, раз он до сих пор себя ассоциирует с этой системой. Ведь он был начальником Лукьяновского СИЗО. Это он установил такие порядки? – Хотя вы и критически относитесь к этому эксперту, но он не боится говорить… – Он об этом говорит, потому что с него как с гуся вода, потому что он – никто. А я должен контролировать свои слова. – То есть если бы не контролировали, сказали бы больше интересного? (Улыбается). – Просто я к нему отношусь как к очень несерьезному человеку. – Мы сейчас не его обсуждаем, а серьезные факты, которые он озвучил. – Я его не считаю экспертом и к его словам отношусь несерьезно. – Процитирую его еще раз: «Криминальные авторитеты пришли к Насирову в камеру и попросили: мол, мы тебе уважение оказываем, но и ты должен братве уважение показать, например, дать $50 тыс. И он дал». Это правда? – Я Роман Насиров? (Улыбается). – Если вы контролируете ситуацию, тем более при таком громком скандале, вы должны быть в курсе до мелочей. Кроме того, если помните, была опубликована фотография, на которой Насиров в окружении криминальных авторитетов. – Во-первых, фотография сделана не в его камере. Во-вторых, если человек участвовал в передаче [денег], то вопрос к нему: почему он не заявил в органы? – По его словам, ему об этом рассказали. – Мне тоже многое рассказывали. – О чем? – Что он брал миллионные взятки. – Когда, у кого, сколько? – Понимаете, это такой разговор… Еще раз повторю: я как замминистра юстиции должен контролировать свои слова, а если кто-то, как на базаре, что-то несет, то это его проблемы… – Мы опять скатываемся к обсуждению Сергея Старенького… – Вы ведь приводите его цитаты… – Потому что он говорит, в отличие от других людей. Чтобы закончить с фотографией: объясните, зачем эти люди (назовем их условно криминальными авторитетами) пришли к Насирову, сфотографировались с ним, как они к нему попали? – Попали куда? Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com – Расскажите. – Первый посыл: фотография была сделана не в его камере. Мы провели расследование, были наказаны дежурные… Фотография была сделана в адвокатской комнате. И одних, и других туда привели… – Для чего? – Для чего? Познакомиться, пообщаться… Утверждать не буду, потому что не знаю. Я у Романа Михайловича спрашивал, все ли в порядке (в Лукьяновском СИЗО я бываю практически каждую неделю и посещаю заключенных в разных корпусах), есть ли какие-то проблемы, давление. Он ответил, что все в порядке. – Что он вам сказал? Зачем они приходили? Просто познакомиться и с известным человеком селфи сделать? – Познакомиться, пообщаться… Но! Да, возможно, он не все сказал. Моя задача какая? Выяснить, есть ли претензии. У него претензий в отношении тех людей, которые, наверное, за неправомерную выгоду их [криминальных авторитетов] провели в эту комнату, не было… – Он не испугался, когда к нему пришли?.. – Не пришли. Они там встретились… – Ну вот приходит он в комнату, а там не адвокат, а эти ребята, не самые нежные, так сказать. – Возможно, он не испытывал приятных эмоций. Но вопрос, наверное, не мне нужно адресовать… Повторюсь: я с Романом Михайловичем общаюсь, несколько раз задавал ему этот вопрос… Он говорит: «Пообщались». – Автограф взяли (смеются). – Кто его знает. Например, бывшие руководители ГСЧС уже восстановились в должностях. Может быть, Роман Михайлович тоже восстановится, можно потом будет приходить… В тюремных правилах внутреннего распорядка до сих пор есть запрет на цветные карандаши. Оказывается, в Советском Союзе боялись, что заключенные будут подделывать рубли. Помните, как в «Джентльменах удачи»: «Десятку за ночь так нарисует…» Ну бред же! – Удачное знакомство на будущее! Какие нормы или правила, существующие в пенитенциарной системе, по-вашему, являются избыточными, устаревшими или вообще неправильными и лично вас бесят? – Ой, вы знаете, во многих аспектах тут мы еще живем в Советском Союзе, а в некоторых – нам передают привет из Австро-Венгерской империи или царских времен. – Давайте самые основные назовем. – Начиная от правил внутреннего распорядка, в которых до сих пор есть запрет на цветные карандаши. – Почему? – Оказывается, в Советском Союзе боялись, что [заключенные] будут подделывать рубли. Помните, как в «Джентльменах удачи»: «Десятку за ночь так нарисует…» Ну бред же! Есть ограничения по поводу гигиены, особенно в отношении женщин, которые современному человеку на голову не налазят. – Например. – Например, по поводу сушки белья. Вы же девушка, понимаете, какие бывают проблемы каждый месяц у женщин. И если нет предметов гигиены, чего мы добиваемся и при помощи тех же международных организаций практически обеспечиваем всех (хотя есть, конечно, и в этом пробелы)… – Вы хотите сказать, что прокладок нет? – Нет, прокладки есть. Но иногда, когда надо чаще постирать… – А нельзя? – Например, сушить на батареях нельзя. – А где сушить? – Ну вот. Есть абсолютно бредовые вещи, которые уже настолько устарели… – Что еще? – Прогресс движется и появилась куча приспособлений, к примеру кухонных, которых еще 10 лет назад не было. А все, что не прописано [в правилах], запрещено. Например, появились мультиварки – а их в правилах внутреннего распорядка нет. Запрещено. – Вы уже что-то из этого поменяли? – Мелочи поменяли. На следующей неделе мы будем проводить большую встречу с международными экспертами… – Что вам мешает по прошествии двух лет принять новое постановление? – Постановление, во-первых, принимает Кабмин… – Ну вот вам и карты в руки! – Я же не Кабмин в одном лице… – Например, вы приходите к Владимиру Гройсману, рассказываете ему, как мне, и он, наверное, тоже скажет: ну конечно, это дурдом какой-то, давай сейчас все сделаем… – Я бы хотел, чтобы мы для телезрителей не утрировали, что Чернышов взял – оп! – пришел к Гройсману и говорит: «Господин Гройсман, а давай…» – А как, если вы реформы пришли делать? – А не так! – Два года прошло! – Возьмем, к примеру, питание. С 1992 года нормы питания не менялись. В прошлом году еще мы сделали предложение по нормам питания, но, оказывается, в этом участвуют еще и Минздрав, и Минобороны, и Нацполиция, не говоря уже о Минфине. Всех оббежать и со всеми утрясти – это какая-то архисложная задача. Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com – Каждый хочет что-то поиметь? В этом все дело? – Я не хочу все приводить к огульному обвинению коллег, но часто бывает, что нас не слышат, считают, что пенитенциарная система не в приоритете. Вообще, у нас в обществе пенитенциарная система – это нечто такое, чего мы не хотим ни слышать, ни видеть, ни касаться. И коллеги по Кабмину, к сожалению, не исключение. За Юлией Тимошенко очень тщательно следили во время ее пребывания в колонии. Но передавалось ли видео Януковичу – меня эти грязные подробности не интересовали, и я ни у кого не спрашивал – Я прочла несколько ваших интервью, и сегодня вы уже повторили эту мысль: главная проблема, из-за которой не удается реформировать отрасль, – в бюджете нет денег. Все мы видели фотографии из наших СИЗО, тюрем – в основном это просто жуть… – Совершенно верно. – Прошло два года. К сожалению, при вас ситуация кардинально не поменялась. Если вы говорите, что не хватает денег, почему вы не возьмете статью доходов, которая, по-моему, могла бы тут же наполнить бюджет и помогла бы сделать ремонт во всех камерах и сами тюрьмы реконструировать? Не секрет, что практически каждое СИЗО имеет свой личный магазинчик (или интернет-магазин), где родственники заключенных могут купить им продукты. Но прибыль от этих магазинов (таких «свечных заводиков») идет не государству, не колонии, а куда-то налево. Я не хочу сейчас тыкать пальцами, но понятно, кто в этом участвует. Почему не легализовать эти потоки и не освободить эти деньги? – Я не хочу, чтобы сложилось мнение, будто там какие-то миллиарды… Вы понимаете объем прибыли (не оборота, а прибыли), которая проходит через такие магазинчики? – Расскажите. Вы же наверняка занимались этим вопросом… – Я им не занимался, а интересовался. Вы говорите, что можно направить этот поток – и сразу все можно будет сделать… – Я просто видела очереди из людей, которые пытаются попасть на свидание со своими родными, близкими или друзьями, чтобы что-то им передать и как-то облегчить их жизнь, и понимаю, что каждый из них оставляет такую сумму… – Какую? – Разные. Но суммы достаточно внушительные. И это происходит каждый день. Я думаю, что это было бы хорошим подспорьем. – Экономика, откуда я пришел [в Министерство юстиции], таких категорий, как «хорошее подспорье»… – Вы мне не вопросы задавайте, а расскажите то, чего я и зритель не знаем. Это реально важная тема. – Так чтобы вы понимали… Самое большое СИЗО у нас – это Лукьяновка, 2,5 тысячи заключенных. Понятно, что не у всех состоятельные родственники, которые придут и купят в магазине [при СИЗО]. Кто-то приносит с собой, кто-то покупает рядом, на Лукьяновском рынке. Эмпирически я могу сказать, что такой интернет-магазин в год может сгенерировать прибыли несколько сот тысяч гривен. Всего. А построить новое СИЗО (если мы говорим о СИЗО с такой наполняемостью, как в Лукьяновке) – около $25–30 млн. – Хотя бы лекарства или те же прокладки можно было бы закупить. – С лекарствами у нас все нормально… Но мы же обсуждаем ремонты и стройку. Это освоить точно невозможно. – Почему эти магазины до сих пор работают, вместо того чтобы их легализовать и направить… – Подождите секундочку: они абсолютно легальны, это – налогоплательщики… – Я имею в виду, чтобы на этом зарабатывала сама колония. – [Такие магазины] есть даже при некоторых следственных изоляторах, где государственное предприятие такой магазинчик открыло, получило лицензию… В прошлом году мы смеялись, когда такое госпредприятие вышло на ProZorro покупать какие-то продукты, которые потом продавались в этом магазинчике… Это зависит в том числе и от работников этого государственного предприятия: кто-то более инициативный, кто-то менее… – Вы с ними проводите беседы по этому поводу? – Министерство курирует работу, направляет, но вмешиваться в деятельность предприятий мы не можем. – Можно я вам еще один вопрос по поводу источников дохода задам как неспециалист специалисту? Процитирую (последний раз, честно!) Сергея Старенького: «Мы сделали в Лукьяновском СИЗО vip-камеры по $300 в месяц. Оплата шла официально. Сейчас камеры стоят от $500, оплата идет напрямую в карман администрации». – Ну, понимаете, опять… Наверное, я буду инициировать вопрос в отношении этого гражданина… Если он стоит там на кассовом аппарате, то вопросы к нему… Вы же общаетесь с Романом Михайловичем [Насировым]? Спросите, он платил за камеру? Спросите у господина Лавриновича. Он у нас, к сожалению, несколько дней был («к сожалению» – потому что он вообще к нам попал). Он платил? Это просто очернение коллег, которые с ним работали. Мне стыдно за него. – Правда ли, что когда в тюрьме сидела Юлия Тимошенко, абсолютно все ее пространство, вплоть до душа, было в видеокамерах, и видео самых интересных (по его мнению) моментов требовал Виктор Янукович? – Ну я в те времена не работал… Что я знаю: за Юлией Владимировной очень тщательно следили во время ее пребывания в колонии. Но передавалось ли видео Януковичу – меня эти грязные подробности не интересовали, и я ни у кого не спрашивал. – Среди известных руководителей пенитенциарной системы можно назвать Владимира Левочкина, это отец Сергея Левочкина. – Да. Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com – Какие итоги его работы вы можете назвать? – Между нами по количеству человек, которые руководили системой, – мягко говоря, пропасть. Наверное, человек пять точно… – Но отзывы есть… – Знаете, все отзываются о нем, как об очень монолитном человеке, серьезном, который вызывал уважение, как со стороны клиентов, так и со стороны работников системы. Говорят, что его клад был довольно весомым. У меня даже на столе лежит книга, которую написали Левочкин и Штанько. А вступительное слово написал (поэтому я вообще ее держу у себя) тогдашний замминистра внутренних дел, некто Чернышов. Хотя он мне не родственник, просто однофамилец. Но ситуация забавная. Повторюсь: отзывы очень уважительные. Хотя столько лет прошло, старожилы помнят. Последние два года предпочитаю носить самые простые часы, потому что все обращают внимание. Ну зачем раздражать людей? – Я просмотрела вашу декларацию. У вас восемь дорогих часов стоимостью от $1 тыс. до $15 тыс. Самые дорогие часы вы сами себе купили или это подарок? – Самые дорогие часы… они, правда, стоили не $15 тыс., а больше, потому что цена приводилась в гривне, а курс, понятное дело, у нас за последние годы менялся. Самые дорогие часы мне подарил отец на день рождения. – Какая марка? – Jaque Droz. – Вы вообще любите носить часы? – Скажем так, последние два года предпочитаю носить самые простые. – Почему? – Потому что все обращают внимание. Не надо давать повода тем, кто его ищет. Ну зачем раздражать людей? – В декларации официально указано, что вы – небедный человек… – Но не надо этим кичиться и выпячивать это… Я езжу на простой машине… – На какой? – В основном, я езжу на Volkswagen Amarok объемом 2 литра. – Сами водите? – Да. – Нравится водить? – Почему бы и нет. Не надо отвыкать. То есть по выходным я сам вожу машину… – Ваша дочка – студентка. – Да. – Она учится в Великобритании? – Да. – Какой вуз и почему она выбрала? – Выбирали мы вместе, советовались. Это Манчестерский университет (потому что она и колледж там заканчивала), специальность – архитектура. – То есть она будет архитектором? – Надеюсь, хорошим архитектором. – Она собирается там работать или ее тянет домой? – Я считаю и рекомендую всем родителям придерживаться этой концепции: в нынешнем мире дети должны быть космополитами и выбирать профессию, которая может быть конвертирована в любой стране мира. То есть мы выбирали профессию, которую можно в любой точке мира, скажем так, продать. – Вы еще не обсуждали, где работать? – Она взрослый человек, закончила бакалавратуру, по нашим меркам – с красным дипломом. – Отлично. – Наверное, она будет тяготеть к тем местам, где можно будет реализовать профессиональные навыки, которые она получила во время учебы. – Желаю нам с вами и всем телезрителям, чтобы в Украине было побольше таких мест. Спасибо вам за интервью.